Во имя отца и сына - Светлана Чуфистова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В течение 24 октября наши войска, преодолевая сопротивление и контратаки пехоты и танков противника, с упорными боями овладели рядом сильно укреплённых опорных пунктов…
В Северной Трансильвании наши войска с боями заняли населённые пункты КЭМЭРЗАНА, ТУРЦ, ГЕРЦЕ-МАРЕ… – продолжал перечислять диктор торжественно…
Он спал и не спал с закрытыми глазами, удобно расположившись в блиндаже на лежанке. Видел, как сидит ребёнком на лавочке, а по улице приближается к нему мать, улыбается, и, протягивая руки свои, зовёт его: Митенька, сыночек мой, иди сюда».
– Эх! – вздохнул Берёза, лёжа по соседству.
Он опустил на лоб свою пилотку и мечтательно произнёс:
– Вот отвоюю. Думаю, немного уже осталось. Приеду домой, натоплю баньку по-чёрному. Попарюсь дубовым веничком. На кедровых орехах настоянный бальзамчик на камни плесну, а потом его же себе вовнутрь… – погладил Серёга свой живот – Красота!
Ёсик подкинул в железную печурку ещё дровишек.
– Не понимаю я этих самоистязаний – поморщился он худосочный, представив отчаянные шлепки прутьев с листвою по телу. – Неет, баня это не по мне. В ванну бы сейчас занырнуть, да каплю мыльца туда ароматного…
– А мне, что баня, что ванна, всё одно, лишь бы грязь фронтовую с себя смыть – забасил с полным ртом Сашка, ковыряясь ножом в банке с тушёнкой. – Хотя на гражданке то оно не чище было. Идёшь, бывало, из шахты, сам чёрный как негр, одни глазищи, да зубы белые.
– А я, вы знаете, на даче из леечки полюбливал – крякнул Денисыч из-за стола. – Случалось, тяпочкой намашешься на жаре, вспотеешь, и ну себя обливать!
В блиндаж бесшумно вошёл Микола, и усевшись на топчан, о чём-то сам с собою стал беседовать.
– Дядя Коль, ты чё такой? – спросил его Ёсик.
– Ничёго – ответил сердито Микола. – Хлопцив до сих нема, вот що. А з ними земляк мий. Письмо ёму з дому прийшло, а отдати никому!
Группа Голощапова ушла в разведку ещё два дня назад, вернуться должна была сегодня утром, но увы.
– А у меня там Степка – запереживал за друга и Митька тоже.
Все замолчали, и во взгляде каждого читалось: «Не к добру!»
– А ну, отставить панику! – стал успокаивать парней Денисыч. – Вы ж разведчики, сами знаете, в дороге всякое может случиться – хлопнув себя по коленям, поднялся с места он. – Пойду в штаб всё узнаю. А вы спать давайте ложитесь. Ночью на задание идти…
И командир удалился.
Где-то совсем близко вновь загрохотали пушки, и страшный рёв разнёсся повсюду. Митька выскочил из блиндажа и увидел в сумрачном небе огненные дороги, которые с каждой минутой становились всё ярче. Парень присел на корточки.
– Что это? – спросил он испуганно у присоединившегося к нему Мишико.
– Катюши, дорогой – ответил тот невозмутимо. – Оружие наше новое.
– Вот это да! – вскрикнул Митяй поднимаясь – Кранты теперь фрицам! – добавил он, заворожённый таким зрелищем, но услышал в ответ лишь грузинскую речь. – Не понял? – переспросил товарища Митька.
– Говорю, не вернуться они, генацвали – перевёл себя Мишико, наблюдая за заревом тоже. – Сердцем чую, уже не вернутся…
***
Их сильно тряхануло пару раз.
– Турбулентность! – крикнул пилот из своей кабины – Погода, ети её мать! – выругался он.
Погода сегодня и вправду подкачала. Холодный дождь с примесью снега, ветер, сбивающий с ног, были здесь обычным явлением в это осеннее время года.
Митька открыл глаза
От гула мотора закладывало уши. Напротив мирно посапывал Денисыч. Рядом, держась за поручень, сидел, возвышаясь над ним, Дубина. Мишико, мурлыча свою песню гор, изредка поглядывал в тёмный иллюминатор. Новенький, Лёнька Плотников, теребил свои вязаные перчатки.
В последнее время Митька не находил себе места, постоянно думая о погибшем друге. Это была его первая невосполнимая утрата, не дававшая покоя ни ночью, ни днём.
«Вот так, Степан, не дождалась тебя твоя печь…» – вздыхал он горько.
– Эх, махорочки бы сейчас… – сказал, примостившийся рядом Берёза.
– Я б и от выпить не отказался – вторил Серёге Митяй.
Самолёт подлетал к запланированной точке. Его ещё раз хорошенько тряхнуло.
– На месте! Ступайте, благословясь! – вновь услышали все голос пилота.
Митрий, проверив карабин крепления и рукавицы в карманах, приготовился к затяжному прыжку.
Держась за поручень, Денисыч с трудом, но всё же открыл обледенелую дверь.
– Первый пошёл, второй пошёл, третий пошёл… – последнее, что услышал Митька.
Он снова ухнулся в чёрную бездну. Страх и восторг вновь посетили его. Это захватывающее чувство падения, когда всё кувырком, когда ветер в лицо!
«Один, два, три….» – словно биение своего сердца, считал парень.
Но что-то идёт не так. Нет не с ним. С тем, кто сверху. Митяй заметил это боковым зрением. «Кто там? Это ж Сашка! Он прыгнул из самолёта четвёртым, а теперь отчего то, размахивая руками и ногами, падал камнем вниз. Кажется, у него не раскрылся парашют! Что делать? Что? Ведь я должен что-то сделать?!» – судорожно соображал Митька.
– Десять!
Он дёрнул кольцо. В доли секунд его подбросило наверх, и, изловчившись, Митяй успел ухватить друга за комбинезон. Дубина как утопающий за соломинку, вцепился обеими руками в ноги спасителя и повис на них стокилограммовой гирей.
Раскачиваясь из стороны в сторону, огромный купол поднял их вдвоём.
Митька рванул Сашку за одежду.
– Держись, Сань, держись! – изо всех сил пытался подтянуть он товарища выше, так, что жилы стали лопаться на руках его.
Но всё было напрасно. Дубина продолжал сползать вниз и готов был уже сорваться окончательно.
«Как, как мне ему помочь?! О, чёрт, он такой тяжёлый!» – взмолился Митяй.
Тут, Сашка, посмотрел на него, будто прощаясь.
– Не смей! – сказал ему Митька – Потерпи ещё чуток, я сейчас…
Он на мгновение оставил Дубину и, быстро расстегнув свой ремень, который носил поверх комбинезона, опустил конец его другу.
– Хватайся!
И Дубина, в последний миг перед падением, всё же успел вцепиться в кожаную портупею.
Теперь всё зависело только от Митьки. Удержит он ремень, друг останется жив, отпустит, Сашка погибнет.
Орать, им было не положено, они на вражеской территории. Слёзы градом катились из глаз Митяя. Ему показалось, что прошла целая вечность. Ещё немного и его усилия окажутся тщетны…
Но нет. Вот оно. Сорок, двадцать, десять, пять метров. Теперь только Митька разжал свои руки. Дубина рухнул на землю. Митя тоже упал, но его тянул парашют. Надо было держать стропы, а одеревеневшие пальцы не слушались…..
Со всех сторон к ним бежали товарищи. Серёга осматривал Сашку. Денисыч рванул к Митяю.
– Ну, силён, казачок, силён! Такого богатыря удержать! Молодец парень….
Митька обессиленный лежал на земле и выл. Знал он, сколько ребят погибало не в бою, не на задании, а вот так, во время прыжка…. Костьми в землю входили, спины ломали. Знал, но не был готов…
– Ничего, Дмитрий, ничего. Вставай. Пошли. Нам ещё за друга твоего, за Стёпку, отомстить нужно…
***
Солнце, целый день лишь изредка выглядывавшее из-за туч, наконец-то полностью показалось, окрасив горизонт красным. Где-то в зарослях дубняка тревожно заукала глазастая. Далёкие раскаты орудий не умолкали уже несколько часов к ряду.
Он удобно расположился верхом на турнике на опушке леса и стал перечитывать своё творение.
«Здравствуй дорогая мама. Пишет тебе с фронта твой сын. Как ты живёшь? Здорова ли? Я служу хорошо. Наши войска продвигаются вглубь Европы и уже заняли Молдавию, разбили румын, теперь в Венгрии. Вчера мы с товарищами вернулись с задания. Взяли языка и добыли ценные для нашей армии сведения. Не переживай за меня, я не ранен и не болен. Как там мои дорогие сёстры? Передавай им огромный привет. Передавай так же привет всем родным и знакомым, каких знаю. Кланяюсь. Целую. Твой Митя».
Сегодня у Митрия был День рождения. Так совпало, что он родился в день, когда все советские люди праздновали очередную годовщину революции. По этому поводу, вечером в роте намечалось небольшое застолье, а сейчас он решил отписать домой.
Митька свернул маленький треугольничек – всего несколько слов, но как же он нужен тем, кто его любит и помнит. Ныло сердце от воспоминаний о детстве, о мирной жизни. Он представил, как всем селом деревенские будут перечитывать это письмо, и как мамочка будет плакать.
– Ну что, Мить? Говорят ты у нас именинник? – окликнул парня Денисыч. – Дай угадаю…. двадцать?
– Нееет, Семён Петрович, девятнадцать – засмущался Митяй.
– Нууу… Да ты большой совсем. Мужик! – улыбнулся мужчина.
Митька покраснел, а старшина, похлопав юнца по плечу, произнёс:
– Всё, пойдём. Ребята уже заждались.
Двинулись служивые к старенькой сторожке на опушке леса.